... икры создавало у него несколько искажённое представление о размерах нашего благосостояния. Всё же он благодушно заметил:
- Мне представляется (It seems to me), что советским академикам голодная смерть не угрожает.
Я вынужден был с ним согласиться. Застольный разговор, однако, протекал вяло, тем более, что горячительных напитков в нашей столовой не подают. Постепенно беседа стала иссякать, уподобившись струйке воды в пустыне. <…> Как хозяин, я стал чувствовать себя весьма неудобно - ведь гостя надо развлекать, а развлечение явно не получалось. И вдруг - о счастье - в столовую вошёл собственной персоной Трофим Денисович Лысенко. Это было спасение! Указывая на двигавшегося в проходе между двумя рядами столиков знаменитейшего мракобеса, я с деланной небрежностью заметил:
- А вот идёт академик Лысенко!
Боже мой, что сталось с Морисом! Он буквально запрыгал на своем стуле.
- Неужели это мистер Лысенко? Собственной персоной! Как я счастлив, что его увидел! Но ведь никто в Америке не поверит, что я видел самого Лысенко и имел с ним лэнч.
- Если хотите, я вам дам справку, - заметил я.
Он жадно ухватился за эту идею. И с его помощью я ему такую справку написал, конечно, в хохмаческом стиле. Шапиро тщательно спрятал ценный документ и был счастлив.
Этот эпизод, так наглядно продемонстрировавший огромную геростратову славу создателя пресловутого "учения", через несколько лет навёл меня на одну интересную мысль. Я довольно часто сиживал за одним столом с Трофимом Денисовичем, нарушая тем самым неофициальный бойкот, которому подвергли его наши передовые академики, особенно физики. Они никогда ему не подавали руки и не садились с ним за один столик. Мне это наивное академическое чистоплюйство всегда было смешно. Лысенко - интереснейшая личность, если угодно - историческая, и его любопытно было наблюдать. Глядя на него в упор, я никогда, впрочем, с ним не здоровался и не обмолвился ни одним словом. У него было выразительное лицо - лицо старого изувера...…>