... музей в Гори. Экспозиция стала ещё беднее, так как, естественно, переписки со Светланой уже не было…
Возвращаясь мысленно к тому давнему "горийскому эпизоду", я всякий раз приходил к таким понятиям, как рок, судьба и даже божий промысел, - понятиям, в обычной жизни чрезвычайно далёким от меня, так как я занимался и занимаюсь науками физико математическими. Но мне иногда начинает казаться: а не был ли я в тот злополучный день всего лишь слепым орудием этого самого промысла?
ДИПЛОМАТ ПОНЕВОЛЕ
За сорок лет моей дружбы с Владимиром Михайловичем Туроком он рассказал мне немало удивительных историй. Как жаль, что, будучи блистательным рассказчиком, Владимир Михайлович их не записывал, ибо был ленив до чрезвычайности. Ленив и осторожен - не будем забывать о времени! Ну а я, тогда ещё мальчишка, раскрыв рот и глаза, слушал его, ни разу даже не подумав, что всё это надо записывать.
Закрываю глаза и вижу его на кухне, где он, в халате, сидит в роскошной "турецкой позе" и пьёт невероятной крепости кирпичный чай. Меня он уже давно обратил в "турецкую веру", и я с наслаждением пью обжигающее глотку почти чёрное зелье. И вообще веду себя, вопреки обыкновению, "тише воды, ниже травы".
Затем обычно следовал, долгий разговор с очередным любимым котом жены В.М. - Коки Александровны, сопровождаемый тонким сравнительным анализом означенного животного и гостя. Обычно это сравнение было не в пользу последнего. К тяжкому кошачьему запаху я уже притерпелся и все эти весёлые муки и унижения стоически переносил единственно в предвкушении рассказов хозяина, которые обычно начинались после третьего стакана "турецкого чая".
Иногда мы из кухни переходили в гостиную. Идти надо было по узкой дорожке, среди книжных гор, давно уже перебравшихся с переполненных полок на пол, образуя сталагмиты и даже сталактиты. Не дай бог задеть какой нибудь фолиант или ещё хуже - убрать его с дороги! Тут фырчанию и шипению В.М. не было конца. Книги были на многих языках: кроме трёх европейских,...