... Как кто? Это директор Физтеха академик Константинов!
Эта фамилия была для меня что звук пустой - я такого физика просто не знал. Тут я дал волю своим долго сдерживаемым чувствам и в самой популярной форме, усвоенной мною в юности, когда я работал десятником на строительстве БАМа, объяснил Минину, что я думаю об этих "особо секретных работах", о товарище Константинове, об идиотах, которые участвовали в этом балагане, и ещё кое о чём. Объяснения давались довольно громко, в "предбаннике" президентского кабинета, и, несомненно, были услышаны не одним Володей. А через несколько дней мне позвонил президент.
Получив приказ Келдыша, я понял, что влип в малоприятную историю. Ехать в Ленинград, естественно, не хотелось. Тем более что метеорами и кометами никогда в жизни я не занимался.
"А там, у Константинова, - думал я, - в лучшем в стране Физическом институте, как нибудь уж есть люди, в метеорном деле разбирающиеся получше, чем я - полный дилетант. Но ведь истина - то, что называется "истина в последней инстанции", - на моей стороне! Ведь то, что там делается, - полный горячечный бред! И неужто я не выведу их на чистую воду? Грош мне цена тогда. Значит - в бой!"
Оставшиеся несколько часов до отъезда в Ленинград я потратил на штудирование популярной брошюры о метеорах, написанной канадским специалистом этого дела Милманом. Вся брошюра - 35 страниц, как раз то, что требуется для понимания сути дела.
Было ещё темно, когда на Московском вокзале меня встретили два сотрудника Физтеха, усадили в машину и повезли на Лесной. В своём кабинете, увешанном теми же самыми графиками, что висели за несколько дней до этого в президиуме Академии, меня уже ожидал Борис Павлович. На стульях вдоль стен сидела дюжина его ближайших сотрудников, искателей антиматерии в земной атмосфере. Встретили меня с холодной вежливостью.
С места в карьер я перешёл в решительное наступление, взял инициативу в свои руки и больше её не выпускал. Даже теперь, спустя более чем двадцать лет,...