... страдания и умер в конце 1955 года, немного не дожив до разоблачения культа Сталина, которое, без сомнения, явилось бы для него огромным потрясением.
Ещё в войну, когда ГАИШ был в свердловской эвакуации, Моисеев был смещён с директорского поста (не помню уж, как это произошло - мне, лаборанту, не до того было). Директором стал Сергей Владимирович Орлов - милый старикан и астроном вполне нулевого уровня. Ему бы быть в доброе старое время преподавателем гимназии - да он им и был, - но почему то пошёл в науку, где стал эпигоном механической теории кометных форм Бредихина. Был он человек скромный и незлобивый, за что ему спасибо. Всё держалось на его очень представительной, на редкость благородной внешности.
"Понтификат" С. В. Орлова продолжался вплоть до конца 1952 года. Это было трудное время в истории нашей страны. Вместе со многими моими современниками я мог тогда вполне оценить знаменитое объяснение феномена атмосферного давления, данное Великим Комбинатором Шуре Балаганову. В конце 1951 года, в разгар борьбы с "космополитами", из ГАИШа были уволены мои старые друзья по аспирантуре Саша Лозинский, Абрам Зельманов (он потом устроился в планетарий), Валя Бердичевская. Меня тоже уволили. Остались в ГАИШе из этой категории лишь бывшие фронтовики - Липский и Косачевский. Увольняли под предлогом "сокращения штатов". Помню, как сочувственно мрачно смотрел на меня замдиректора Института Куликов - "дядя Костя".
- Ничего нельзя сделать. Головы летят! - гудел он своим костромским басом.
Ничем не мог помочь и добрейший Сергей Владимирович.
Я был до удивления спокоен - понимал происходящее и был готов к худшему. Получив полный расчёт, с карманом, набитым пятью тысячами старых рублей, я пригласил своих друзей, сотрудников нашего института Ситника и Липского, на прощальный банкет в ресторан гостиницы "Москва". Послевоенная Москва тогда буквально сочилась всякого рода деликатесами - не то что в наши дни, после длиннейшей в истории России мирной, почти сорокалетней,...