... эта книга просто очень трудная и к тому же "по немецки" тяжело написана. И всё же - почему я запихнул её в свой рюкзак?
"Весёлую шутку я отчебучил, выдав мальчишке Гайтлера", - думал я. И почти сразу же об этом забыл. Ибо каждый день изобиловал событиями. Над нашим вагоном победно высилась ёлочка, которую мы предусмотрительно срубили ещё в Муроме - лесов в Средней Азии ведь не предвиделось… Как часто она нас выручала, особенно на забитых эшелонами узловых станциях, когда с баком каши или ведром кипятка, ныряя под вагонами, через многие пути мы пробирались к родной теплушке. Прибитая к крыше нашего вагона, елочка была превосходным ориентиром. Недаром в конце концов её у нас стащили. Мы долго эту потерю переживали. Вот это было событие! И я совсем забыл про странного юношу, которого изредка бессознательно фиксировал боковым зрением - при слабом, дрожащем свете коптилки, на фоне диких песен и весёлых баек паренёк тихо лежал на нарах и что то читал. И только подъезжая к Ашхабаду, я понял, что он читал моего Гайтлера!
- Спасибо, - сказал он, возвращая мне книгу в чёрном, сильно помятом переплёте.
- Ты что, прочитал её? - неуверенно спросил я.
- Да.
Я, поражённый, молчал.
- Это трудная книга, но очень глубокая и содержательная. Большое Вам спасибо, - закончил паренёк.
Мне стало не по себе. Судите сами - я, аспирант, при всём желании не смог даже просто прочитать хотя бы первый параграф этого проклятого Гайтлера, а мальчишка, студент третьего курса, не просто прочитал, а проработал (вспомнилось, что, читая, он ещё что то записывал), да ещё в таких, прямо скажем, мало подходящих условиях! Но чувство это быстро улетучилось. Начиналась совершенно фантастическая, весёлая и голодная, ни на что не похожая ашхабадская жизнь. Много было всякого за 10 месяцев этой жизни. Были черепахи, которых я ловил в Каракумах, уходя на 20 километров (в один конец) в пустыню; была смерть Дели Гельфанд в этой самой пустыне. Была наша школа (использовалась как общежитие)...