... Мимо проходят деловитые парижане и слоняются туристы - основное население Парижа в августе. Им нет никакого дела до меня - это и хорошо и плохо. Иногда я остро чувствовал своё одиночество и заброшенность. Но гораздо чаще я просто лежал без всяких мыслей и смотрел на высокое безоблачное небо - все 12 дней стояла прекрасная погода.
Потребность в общении я удовлетворял случайными встречами. Так, однажды я решил посидеть в Люксембургском саду. Этот сад меня привлекал ещё и тем, что в нём на зелёных лужайках в кажущемся беспорядке были расставлены небольшие стулья с гнутыми металлическими ножками. Приятнее всё таки сидеть отдельно, а не на общественно казенной скамейке. По глупости я не сразу понял, что за это удовольствие надо платить (1 франк!) - дань собирала старуха, одна на всю территорию сада, что и ввело меня в заблуждение. Едва я успел, сидя на стульчике, блаженно расслабиться, как неожиданно за своей спиной услышал безупречно правильную, хотя и несколько архаичную, русскую речь. Беседовали три старые женщины, из них две - совсем древние. Не оборачиваясь, я спокойно заметил:
- Как приятно встретить в Париже соотечественниц!
Они вежливо согласились со мной, что действительно приятно. Я сделал галантный жест и, не ведая о собирающей дань старухе, попросил их присесть рядом.
- Спасибо, мы постоим, - сказали старые парижанки.
Хорош бы я был, если бы они сели!
- Откуда вы? - спросила самая старая.
- Из Москвы.
- И давно?
- Да вот уже неделя.
Они как то странно недоверчиво на меня посмотрели. И тут я понял, что эти женщины принимают меня за эмигранта, по видимому, "второй волны".
- Да нет же, я действительно советский, неделю назад приехал из Москвы в командировку!
Не верят.
И одна из них стала меня испытывать:
- А где похоронен Паустовский?
(Паустовский накануне умер - естественно, что мои собеседницы всякого рода похоронные дела принимали близко к сердцу.)
- Кажется, на Новодевичьем, - неуверенно ответил...